Еще стоит упомянуть об одном промысле, присущему Антреа и многим другим волостям Южной Карелии, а именно гужевые перевозки. Очень часто выходило так, что владелец небольшого дома со своей лошадью большую часть зимы состоял на службе у других хозяев. Поездка с дровами в Выборг и Петербург уже предоставляла массу работы и кроме того оптовым точкам этих городов при транспортировке на склады торговцев своих товаров требовалось большое количество лошадей. Владельцы лошадей из Антреа порой совершали длительные поездки из Петербурга в города, расположенные на побережье Ботнического залива, даже вплоть до Кеми. Некоторые гужевые перевозки можно было назвать самостоятельным предпринимательством, когда речь шла о сборе утили и её продаже на бумажные фабрики. Эти люди, среди которых были и жители Антреа, объезжали со своим товаром всю страну, меняя утиль на разные вещи и продукты, такие как иглы, шила и т.д., а также кофе, цикорий, сахар или табак.
Посадки за пределы волости, на которые иной раз уходили месяца, отнюдь не способствовали подготовке сельскохозяйственных угодий к зиме, прежде всего к такой подготовке относилась заготовка навоза и его транспортировка на поле, а также заготовка ила и глины. Однако очевидно и то, что перевозки товаров никогда, по большому счёту, не влияли на регулярный доход и моральные устои населения Антреа" как, например, это происходило в южных частях Карельского перешейка. Живой карельский темперамент вкупе с желанием увидеть и испытать на себе новые ощущения могли соблазнить также и какого-нибудь жителя Антреа в долгосрочную поездку с целью повышения своего благосостояния и в том случае, если он и так жил в достатке. Однако каких-либо помех домашнему хозяйству, за исключением единичных случаев, в связи с такими явлениями не возникало. Наш взгляд на внешние недостатки жизни в сельской общине Антреа, которая насчитывала в 80-е годы прошлого века 8.000 человек населения, будет неполным, если мы не обратим внимание на условия землевладения. Как известно, в конце прошлого столетия условия землевладения в нашей стране были не совсем приемлемыми. Количество зависимого крестьянства к этому времени относительно возросло.
Начиная со второй половины XVIII века, в Финляндии начал распространяться институт торпарства и теперь торпы встречались почти повсюду в нашей стране. Они стали появляться в массовых количествах в особенности в юго-западных губерниях Согласно статистическим данным от 1870 года всего в губерниях Уусимаа, Турку и Пори, а также Хяме проживало 20.024 независимых землевладельца и 26.819 торпарей. В некоторых волостях губернии Сагакунта к тому времени почти не было ни одного землевладельца-крестьянина, на земле которого не находилась бы торпа. Позже темная сторона института торпарства по политическим причинам была значительно преувеличена. Неопределённость условий аренды, а также, в большинстве своем, плата за аренду в виде дополнительных рабочих дней, являлись явными недостатками, которые в 1918 году привели к прекращению института торпарства. Торпарей, как и крестьян-арендаторов, было предостаточно в губерниях Миккели и Куопио. Этим территориям было присуще большое количество безземельного крестьянства. Эти крестьяне располагались в избушках, и в банях, принадлежащих хозяевам. И когда в домах хозяев не хватало работы, безземельным крестьянам приходилось уповать на своё ничтожное хозяйство или же отправляться нищенствовать.
После заключенного в 1741 году в Уусикаупунки мирного договора в переданных России южных землях Восточной Финляндии, которые в 1812 году объединились с Великим княжеством Финляндским, в так называемой Старой Финляндии, система дарованных земель была поистине крупным недостатком, однако с другой стороны, там находилось небольшое количество торп, и почти не было безземельных крестьян. Таким образом, в 1870 году на территории Выборгской губернии находилось только 2.763 торпаря, т.е. десятая часть от общего количества землевладельцев. Та известная пословица о том, чтобы от большого зла не вышло бы чего-нибудь хорошего, очень хорошо подходит к условиям губернского землевладения. Что касается Антреа, то следовало бы уточнить, что общественная и экономическая структура сельского населения сохранялась на всех стадиях развития волости в достаточно удовлетворительном состоянии. Не принимая в расчет усадьбу Кавантсаари, Антреа почти целиком остался вне территорий дарованных земель, и кроме того первый русский владелец этой усадьбы, генерал-майор Шувалов был, как уже ранее упоминалось, справедливым человеком, который по мере своих возможностей пытался оберегать губернских крестьян от гнета и произвола. За время владения усадьбой семьями Ольчиных, Маннергейм и Тесяевых на землях Кавантсаари появилось 25 торп. В другой старой усадьбе волости - Савиниеми было 11 торп. На земельном участке Пушла, который был отсоединен от Савиниеми, находилось 4 торпы, 4 торпы находилось также на земле пастора. В остальных местечках волости в 80-е годы прошлого века крестьяне имели свои наделы, и достоинство селян не было унижено чувством покорной зависимости, ни неопределёнными условиями аренды Безземельные крестьяне, а также и крестьянский пролетариат здесь были почти неведомым явлением. Об усадьбе Кавантсаари известно, что она занимала площадь в 6 мандалов. Что же касается крестьянских наделов, то стоит сказать, что их средняя площадь полей была очень незначительна, по сегодняшним меркам она занимала что-то около 5 гектаров. Небольшая площадь наделов явилась предпосылкой тому, что в конце прошлого столетия не было возможности вывозить из Антреа зерно на продажу, приходилось наоборот каждый год закупать большие объёмы муки. Многим владельцам небольших наделов каждую зиму приходилось зарабатывать гужевыми перевозками, чтобы заработать хоть какие-то деньги на покупку муки, преследуя эту же цель, некоторые крестьяне занимались продажей дров. Во время строительства Карельской железной дороги в Антреа начали появляться многочисленные торговые точки, мука для которых была важнейшей торговой статьей. Для Карелии являлось типичным явлением, что крестьяне почти всегда были в долгу у торговых лавок, потому что в семье появлялись наличные деньги лишь после того, как глава семьи вернется после гужевой поездки или продажи сена или дров.
Естественно, что среди крестьянского населения имелись и зажиточный, и бедные, умелый домоправитель и небрежные хлебопашцы. По словам вышеупомянутого выборгского поэта Александра Рахконена, в Корпилахти и Каскиселкя, а также во многих южных деревнях Антреа уровень зажиточности населения был выше, чем в других регионах. Это можно было судить по тому, что комнаты были чистыми, крытые дранкой, окна большие - шестипроёмные, чистые полы, печи с дымоходом, отхожие места в порядке, хлева у некоторых даже из камня. Уровень такой зажиточности можно объяснить снижением уровня воды в Вуоксе, который привел к увеличению луговых и пахотных земель. Ситуация в северной части волости выглядела менее привлекательной. Там ещё в 80-е года прошлого века стояли дымные избы, стены которых покосились, крыши из бересты, покрытые гнилыми жердями, маленькие окна, и места разбитых частей окон часто занимали берестяные пластинки или переплетённые лучины, полы грязные, с прорехами, очень неровные, уборные в плохом состоянии, без какого-либо порядка.
Благодаря поэту Рахконену сохранилась кое-какая информация об обычаях и духовном уровне давно отошедших в мир иной поколениях жителей Антреа. В XVIII веке жизнь волости была, во многих отношениях грубой, о чем и сожалеет поэт. Водка лилась - особенно во многих кабаках, на церковном холме по воскресеньям - женщины также были не прочь выпить. Драки были ежедневным явлением, и это не возможно было остановить ни штрафами, ни отсидкой в колодках, ни вообще какими-либо наказаниями. Также и в первой половине 80-х годов прошлого века жизнь была беспокойной, но затем произошло изменение в лучшую сторону. Прежде всего, это произошло благодаря запрету на право самогоноварения от 1865 года и последовавшему за этим прекращению деятельности кабаков. Ракхонен даёт положительный портрет жителей Антреа, живших в 80-е года. От прежних грехов сохранились только ночные похождения к девушкам, если такой проступок и можно было называть словом грех. Эти предпосылки являлись естественным поводом к христианскому браку, родители гордились тем, что их дочь была достойной парой деревенскому молодому парню. Вежливость и гостеприимство были отличительными чертами характера крестьянина Антреа, он всегда щедро угощал гостей. Если гость предлагал за это деньги, хозяева с обидой замечали, что "мы не такие убогие, как выборжане, которые и за воду плату требуют".
Приятной чертой было и то, что, несмотря на всеобщее повышение уровня грамотности в Антреа продолжали чтить народные обычаи предков.
Можно напрямую сказать, что жизнь жителя Антреа с колыбели до гробовой доски быта полна различными ритуалами. Когда рождался ребёнок, было принято приносить матери в сауну небольшой денежный подарок, т.н. зубные деньги, чтобы облегчить процесс прорезания у ребёнка зубов, а позднее его поминали пирогами и другими гостинцами. В конце лета какой-нибудь выходной день выбирали в качестве брачного воскресенья. Тогда половозрелые юноши и девушки со всей волости или даже других волостей собирались на церковном холме и присматривались друг к другу. И когда парень выбирал свою суженую, он давал ей кольцо в залог их союза. На следующий выходной день родители с обеих сторон приходили к церкви для "закрепления сделки", потом в доме невесты происходила помолвка со многими церемониями. Свадьбу проводили незадолго до Рождества. Во время этих мероприятий много ели и пили. Все эти торжества могли длиться несколько дней.